Вчера сходил на моноспектакль Иры Малышенко «Мое Лебединое озеро» и вынес оттуда сундук впечатлений. Сейчас попробую разложить по полочкам содержимое этого сундука.
Героиня моноспектакля – гардеробщица в театре оперы и балета, которая сидит в своем уголке и за то время, пока где-то на большой сцене идет «Лебединое озеро», проживает целую жизнь.
Всё происходит в жанре пантомимы, и каждый волен понимать спектакль по-своему. Более того, каждый волен смотреть сквозь свой фильтр. Кто-то просто веселится, наблюдая за забавными вещами, происходящими на сцене. Кто-то следит за основной линией, ищет драматические моменты и успешно находит их. Я обычно отношусь к первой категории зрителей, но в данном случае неожиданно поймал на себя на том, что смотрю с третьей стороны. По непонятной причине мне было безумно интересно препарировать спектакль прямо во время просмотра, разбирать его на составляющие и пытаться понять, как это сделано.
Приведу примеры.
По сюжету гардеробщица уже не очень молода, и этот эффект достигается за счет определенной пластики. Когда же гардеробщица вспоминает свою молодость, пластика меняется. И я вижу, что благодаря определенным движениям тела можно менять возраст персонажа. Кладу этот факт в свою копилочку знаний. В первой части спектакля есть много моментов, где юмор возникает только благодаря пластике. Не мимика, не работа с предметами, а исключительно пластика. Например, в одной сцене героиня очень-очень долго наклоняется к стулу, чтобы что-то рассмотреть. Этот бесконечно длинный кадр не только веселит, но и максимально фокусирует наше внимание. Отмечаю этот прием и тоже кладу его в свою копилочку. Где-то, наоборот, движения ускоряются, и это придает персонажу определенное настроение. В общем, я вижу на конкретных примерах, что пластика – это очень мощный механизм.
В то же время есть ситуации, где пластика отдыхает, а работает мимика. Например, нарочитое удивление может резко усилить сценический эффект. На сцене происходит что-то нелепое, что меня веселит, в этот момент персонаж поворачивается к зрителям и показывает, что он сам в шоке от того, что творится, – и становится вдвое смешнее.
Конечно же, очень важна работа с предметами. Во время спектакля длинная вешалка, на которой висит полтора десятка курток и пальто, может превратиться в поручень в вагоне метро в час пик. Но для этого необходимы два условия: на этапе сочинения спектакля нужно было заметить это сходство, а на этапе постановки нужно было усилить эффект, определенным образом взаимодействуя с этой вешалкой. Стало быть, важны и воображение, и память физических действий. Дополняет картину звуковое сопровождение. И здесь мне было интересно наблюдать, как синхронизированы затухание шума поезда и затухание амплитуды колебаний вешалки-поезда.
Вспоминая молодость, гардеробщица листает фотоальбом и находит там две фотографии – прекрасной балерины (себя в молодости) и прекрасного артиста балета. В принципе, несложно предположить, что у них происходило. Но как с помощью фотографий это показать? Как, используя эти два предмета, максимально конкретно рассказать историю? Режиссер придумал отличный способ, и за этим было интересно наблюдать.
Полноценный участник действия – это музыка (в данном случае Чайковского). Она может быть спокойной, может быть тревожной, напор может нарастать или ослабевать – и всё это тоже можно использовать для создания нужного эффекта.
В общем, я весь час, что идет спектакль, смотрел и подмечал приемы. Мне даже начало казаться, что создатель спектакля намеренно использует достаточно простые механизмы, чтобы наглядно продемонстрировать, как это устроено.
Но восприятие – штука субъективная. В качестве примера приведу одну-единственную сцену. На стене висят радиоприемник и часы. Героиня крутит ручку радиоприемника, чтобы его приглушить, но через некоторое время замечает, что часы громко тикают и мешают ей сосредоточиться. Что она делает? Она подходит к стене, вынимает ручку радиоприемника, вставляет ее в часы и крутит до упора, пока часы не замолкают.
И вот как воспринимать этот эпизод?
С одной стороны – чистый юмор, просто хороший гэг. Свойство одного предмета переносится на другой, и возникает нелепость, которая веселит.
С другой стороны – можно посчитать, что героиня заглушает ход времени, не хочет думать о том, что сейчас ей много лет, и стремится жить полноценной жизнью – такой же, как раньше, в годы молодости.
И вот поди угадай: то ли именно этот глубокий смысл вкладывал автор, то ли это я нафантазировал, а на самом деле это просто юмор без какого-либо подтекста. Впрочем, это не имеет значения: что бы ни было на самом деле, я как зритель имею право на свое восприятие. Если я чего-то не заметил или заметил то, чего не было, – что ж, значит, для меня это так.
Потому что это МОЕ «Мое Лебединое озеро».
А закончилось всё выдающейся финальной сценой, которую интересно смотреть со всех сторон. Можно ни о чем не думать и просто веселиться, глядя, как разлетается во все стороны верхняя одежда и как разваливается вешалка. В этот же момент можно горевать вместе с героиней над тем, как рассыпается ее жизнь, а если копнуть еще глубже – над тем, как она сама рассыпает свою жизнь. А можно включить режим исследователя и попытаться уловить, как именно нужно ронять одежду, чтобы за этим было интересно наблюдать, какие именно микродвижения рождают юмор.
Вот такое сумбурное впечатление. В любом случае мне было очень интересно смотреть, я очень доволен, что все-таки удалось добраться, и я восхищен Ирой, которая всё это сама сочинила, сама поставила и сама сыграла.